Журнал Театрон ДМИТРИЙ БИКБАЕВ: "Я - ФИГУРА СПОРНАЯ"

[daily-news]

Актер, режиссер, художественный руководитель Театрального Центра "Маленькая Луна" Дмитрий Бикбаев поделился с нами планами на театральный сезон и просто поговорил о театре, проектах и жизни.
Каковы ваши планы на начавшийся театральный сезон?
Самое главное событие в моей театральной деятельности – это десятилетие Театрального Центра "Маленькая Луна", художественным руководителем которого я являюсь уже два года. У нас скоро произойдут глобальные изменения – появится собственная сцена, которую сейчас строят. На ней мы будем ставить экспериментальные спектакли с воспитанниками нашего центра. Сказать, какая именно будет направленность нельзя, мы пока сами до конца не разобрались. И, наверное, полное четкое концептуальное решение есть только у Сергея Борисовича Проханова. Он поставил перед нами некоторые творческие задачи. Одна из них – красиво отметить наше десятилетие. Я долго искал материал, приносил несколько пьес. Я всегда пьесы перерабатываю, исходя из того, как я это вижу, как я мог бы поговорить со зрителем посредством той или иной драматургии или литературы. Много было отказов, но в итоге Сергей Борисович доверил мне постановку повести-притчи Ричарда Баха "Чайка по имени Джонатан Ливингстон". Произведение давно было в моей голове, давно я о нем думал, размышлял… Это будет мюзикл, я выступаю еще и как автор слов и музыки. Но чем ближе процесс именно постановочный, тем больше у меня сомнений, тем больше я понимаю, что материал очень сложный. Постановка обязательно должна быть злободневной, иначе в ней нет смысла. В противном случае получится просто философская драматургия, описывающая те этапы развития личности, через которые проходит каждый человек. Мне же хочется сделать эту прозу более живой, более театральной. В моем понимании "театральной" – значит, вскрывающей и социальные темы тоже. Эта история конфликта человека и общества, рассказанная достаточно юными актерами, и подростками, и взрослыми актерами… Кстати, это будет мой первый опыт – соединение в одной постановке артистов разных возрастов. Это определенный эксперимент для меня – ведь с каждым возрастом надо будет определенные взаимоотношения выстраивать. Сейчас идет кастинг, и я опять переписываю пьесу – так как приходят талантливые ребята, и я понимаю, что для них готов что-то поменять. Все это постоянно меняется, но мне это нравится – театр всегда живой, в этом весь смысл – он должен быть здесь и сейчас. Совсем скоро начнется период читок и, конечно же, поиск неординарного творческого решения.
В актерских театральных работах – больше предложений от независимых театральных проектов. В частности готовится к постановке новый проект "На золотом озере" по пьесе Эрнста Томпсона. Мне очень интересна эта работа. Я вновь буду работать с Борисом Щербаковым, это для меня огромный опыт, которым всегда является работа с большими, состоявшимися артистами. Это огромная честь, огромный интерес. Вот недавно работал с Эммануилом Виторганом в одном спектакле – невероятное количество опыта перенимается. Играю трудного подростка, Борис Щербаков – моего дедушку, Анна Терехова – мать. Это будет крупная гастрольная история.
В репертуарном театре мне уже немножко неудобно перед своими коллегами в Театре Луны – слишком много у меня ролей. Поэтому взваливать на себя еще один спектакль нет уже ни физических возможностей, ни эмоциональных. Я считаю, что важно, чтобы артист в каждой роли открывал для себя что-то новое, пытался удивить публику, которая, так или иначе, в любом театре своя. Публика Театра Луны меня уже узнала в определенных моих работах, и хочется, чтобы моя следующая работа была для них чем-то совершенно новым. А для такого материала (я как раз начал писать эту пьесу), мне кажется, должно пройти еще немного времени. Надо набраться опыта, и реализоваться в других творческих сферах. Поэтому в этом сезоне актерская премьера будет в независимом проекте. А "Чайка по имени Джонатан" – это большая ответственность, потому что под юбилей делается, тем более, на новую сцену. Естественно, я волнуюсь. Ведь постоянное здание означает и репертуар, и постоянный творческий процесс.
Я продолжаю получать второе высшее образование в ГИТИСе. Учусь в Высшей школе менеджеров театрального производства Геннадия Григорьевича Дадамяна. Я преклоняюсь перед этим человеком, и благодарен профессуре ГИТИСа за то, что они подвигли меня поступить учиться. Потому что плохо замыкаться только на своем круге. А возможность вновь почувствовать себя студентом, получающего новую информацию, расширяющего кругозор, дает какое-то пылкое ощущение, страстное познание чего-то нового.
Позиция режиссера – направляющая, руководящая, актерская же – ведомая. Как уживаются в одном человека два таких мировоззрения?
Если я соглашаюсь на какую-то актерскую работу, то я понимаю, что на время работы моя творческая судьба на предмет этого спектакля в руках другого человека – режиссера спектакля. И мои личные поползновения в сторону "ладно, сейчас я соглашусь, а вот потом…" только разрушат спектакль. Это убьет меня как профессионала и разрушит доверие, которое было мне оказано. А ведь приятно, когда из одного спектакля режиссер приглашает в другой. Значит, доверие оправдал. Пока мне в этом отношении везет.
Когда же внутри работы появляется конфликт, очень важно его решить как-то по-человечески… Театр – это очень человеческая профессия, в ней очень важен личностный контакт. И мне кажется, что одна из целей театра – открыть в человеке что-то новое. И если я буду предлагать ряд каких-то решений, свое видение ситуации, то хороший режиссер либо прислушается, либо аргументировано опровергнет мои предложения. Залог к тому, чтобы не было внутренней конфронтации – выход эмоций. Театр – искусство коллективное. Пришел к режиссеру, поговорили, решили, прояснили. Есть артисты, которые будут до последнего держать все в себе, а в последний день перед премьерой начнут рыдать и говорить: "Это все вы сделали, я не хочу иметь к этому никакого отношения!" Я не такой. Если я чего-то не понимаю, я дождусь конца репетиции и поговорю с режиссером.
А работа режиссера – большая ответственность. Когда мне предложили стать творческим директором "Маленькой Луны", я очень переживал, что не справлюсь, но – Дадамян мне в помощь! Билетное хозяйство, менеджмент театрального производства – я столько интересного узнал об устройстве театра с точки зрения "этажа администрации"! Когда понимаешь, что результат твоего труда потом попадает к людям, которые будут его реализовывать, уже иначе относишься к своей работе. Рыночные взаимоотношения, кто бы что ни говорил, имеют место быть. Дотации сокращаются, так или иначе что-то еще происходит в театральном мире. Государство в целом направляет театральное сообщество на то, что мы должны выйти на самоокупаемость, стать независимыми. К сожалению, дискуссия на тему "может ли искусство быть монетизировано", уже давно не актуальна. То, что я понимаю и реализацию билетов, и еще какие-то менеджерские функции, влияет на решение мною творческих задач, я учитываю те рыночные условия, в которых находится мой Центр и мои будущие постановки. Я понимаю, что нельзя совсем "улетать в космос". Важно совмещать. Но это не значит, что отменяется творческий поиск! Просто работа становится более вкрадчивая, учитывается большее количество аспектов – и аудитория, и какие-то другие материальные аспекты. Раньше был госзаказ – сейчас есть люди. Они либо придут, либо не придут. А в том, что касается театрального дела, предложение опережает спрос. В связи с этим мои спектакли должны быть конкурентоспособными. Но, к сожалению, только творческими процессами эту задачу уже не решишь. Вот и пытаюсь удержаться на трех стульях: творческом, директорском и педагогическом.
С каким чувством соглашаетесь участвовать в независимых проектах? Есть расхожий стереотип, что антреприза это не искусство?
Подобное мнение обусловлено рядом определенных обстоятельств. Понятно, что антрепренеры сами по себе далеко не все порядочные люди. Это бизнес, здесь получение финансовой выгоды стоит на первом месте изначально, а потом уже творчество. Этого не скрывает никто – ни антрепренер, ни артист. Зрителей никто не обманывает, но – почему же театральный мир так жестко реагирует на появление любой антрепризы, даже если она удачная? А удачных антреприз ставится достаточно много. Конечно, там нет лоска, каких-то невероятных декораций, которые может себе позволить театр на федеральной дотации или с хорошим спонсором… Но есть спектакли достойные, с хорошими актерскими работами, которые "пробивает" зрителей и те аплодируют стоя. Вот критерий. И любой театр понимает, что он конкурирует не только с другими театрами – здесь еще большее количество игроков появляется. На антрепризе билеты, кстати сказать, дешевле – ведь производственный процесс другой. Но, не вдаваясь в экономические подробности, скажу: основная причина – конкуренция. Театры, естественно, будут на это жестко реагировать. Но мне кажется, что у антрепризы есть определенное будущее.
Если вспомнить театральный бум начала ХХ века, то мы поймем, что антрепризы могут доводить искусство до массового зрителя, у них есть свои плюсы. Конечно, бывают такие антрепризы, которые вспоминать не хочется. И удивляешься: ведь был же хороший сценарий, хорошие артисты… У меня был один такой случай: я сыграл спектакль, потом отказался, мне стало стыдно. Однако, это уже зависит от порядочности каждого артиста, как он может поступать или не поступать со своей публикой. Бывает, что и в репертуарном театре такое увидишь, что после вообще в театр ходить не хочется. Негативное же отношение к антрепризе ясно – конкуренция и рыночные отношения. Но подобное отношение не мешает и актерам, и режиссерам делать на стороне что-то интересное. Когда ты в репертуарном театре, ты привязан к партнерам, к мнению режиссерского состава, а в антрепризе ты можешь экспериментировать. Мне предлагали в качестве продюсера сделать антрепризу, но я пока не решаюсь – все-таки под прикрытием репертуарного театра работать легче. Там есть определенные обязательства, графики… А в антрепризе дали тебе пять дней – и как хочешь, так и делай роль человеку! Поэтому я пока не соглашаюсь, но понимаю, что это была бы хорошая возможность попробовать тот материал, который в репертуарном театре я взять не могу. У каждого театра своя репертуарная политика, нельзя это не учитывать. Поэтому я не могу в Театре Луны поставить что-то, например, жесткое. Поэтому ради эксперимента антреприза прекрасна.
А есть ли ощущение, что независимые проекты могут звать человека твоего уровня известности в основном, чтобы заработать на имени?
Именно с этим ощущением и был связан мой уход из антрепризного спектакля. Я прекрасно понимал, что не несу ответственность ни за декорации, ни за костюмы, ни за что-то еще… Но мне стало стыдно, что я оказался во всем в этом. Это не было плохо, была хорошая пьеса, но сделана она была… Именно с теми самыми целями и задачами, о которых вы говорите. У меня, слава богу, очень мало времени, а вот если бы я мог "шарашить" по всем-всем антрепризам, как многие актеры, мной уважаемые… Одна очень хорошая актриса (не буду называть ее имени) сказала: "А мне все равно, я дом строю". У меня же много других проектов, на что-то соглашаюсь, на что-то нет. На спектакль с участием Щербакова я согласился, так как знаю, как он умеет работать, я знаю, чему еще я хочу у него научиться. На равных поработать с подобными величинами в родном театре у меня пока не получается – не сводят нас спектакли, а хочется, чтобы получилось.
Театр это то, что передается из уст в уста, от энергетики к энергетике. Например, подобным открытием стала для меня работа в одном спектакле с Дмитрием Бозиным. Эти энергетические вещи невозможно объяснить, о них не пишут в книгах. И даже если ты перечитаешь всего Станиславского, Ершова, Чехова – но ничего не поймешь. Актерская профессия – профессия практиков. Поэтому, чем больше ты на площадках общаешься с большими актерами, тем больше шансов у тебя самого совершенствоваться. А для меня это важно.
Ведь я же фигура спорная, меня очень многие не любят. Но я приехал, честно окончил ГИТИС с красным дипломом и честно работаю в театре. Я делаю проекты, не сижу на месте. И когда за тобой есть проекты и люди, которые в тебя поверили, которые тебе дорогу дали, чувство ответственности не позволит мне согласиться на целый ряд материала. Например, как бы я не любил Рэя Куни, я бы не хотел тратить кусок жизни на подобную работу. Просто потому, что я выбрал себе другую творческую историю. И даже хорошо, что времени мало – ты его иначе распределяешь, уже не будешь размениваться по мелочам. Выходить на сцену с ощущением того, что то, что ты делаешь, плохо, просто ужасно. Сцена все очень чувствует, это может просто обокрасть твою душу. Надо выходить так, что я здесь и сейчас живу, это кусок моей души, это исповедальня. Нельзя же зайти в храм и сказать "Святой отец, я вам сейчас расскажу, но не все". Подобные полумеры неприемлемы. И так же нет смысла выходить на театральные подмостки, если ты не готов сгореть на сцене. Может, прочитает кто-то и скажет "Нужды еще у мальчика не было!" Нет, была нужда. Но просто я ее компенсировал не такими компромиссами.
Есть ли какая-то зависимость в профессии от собственной внешности?
Я в свое время очень долго себя искал, сейчас нашел. Но подписал контракт на съемки в фильме. В зарубежном. Меня же в российском кино не снимают, говорят: "Лицо испорчено эстрадой". Я снялся в одном голливудском фильме, мне тут же предложили съемку в другом. Там, конечно же, очень жесткие условия. Если тебя утвердили на фильм, ты подписываешь детальный договор, в котором прописано все до мелочей. А длина и цвет волос это, естественно то, что ты менять не можешь.
С возрастом приходит понимание и другое отношение к внешности. Сейчас я понимаю, что если я играю Дориана Грея, то не могу позволить себе плотно поесть на ночь. В этом случае никто из зрителей не поверит что на сцене "хрустальный восемнадцатилетний мальчик", который восторженно рассказывает о первой любви. Фактура должна соответствовать ролям. Это часть работы и уровень профессионализма. Поначалу еще можно давать слабину, но потом, когда ты уже играешь главные роли, и понимаешь, что если не будешь убедителен во всем, то пострадаешь не только сам, но подведешь и режиссера, и партнеров, и репутацию театра. Внешность – это наше орудие, надо ее контролировать. Сейчас у нас отношение к фактурам и типажам стало размытое, но лично мне нравится соответствие того, что описано у автора и того, что я вижу на сцене. Если же мне дают что-то не то, то я уже думаю не о том, что происходит, а об этом несоответствии. Я за то, чтобы театр придерживался канонических историй, ведь зрителя ничего не должно отвлекать, тем более, подобные вещи. Он, так или иначе, покупает визуализацию истории, и потому она должна быть максимально достоверна.
Наверняка у вас есть два типа поклонниц и поклонников: одни видят талант, вторым нужна только внешность. Как себя проявляют те и другие? Разное ли к ним отношение?
Я больше скажу: есть три группы! Первые понимают, что я честно выхожу на сцену, что я работаю, они видят творчество. Они это ценят. Кто-то конечно, видит внешность. Это, как правило, девушки помоложе. И есть третья группа – антифанаты. Недавно вышел спектакль "Дориан Грей" в одном из московских театров. Интернет взорвался! Я удивляюсь: три года у нашего спектакля был успех, билетов почти никогда нельзя достать. И вдруг череда негативных высказываний, сравнений, причем понятно, что люди спектакль просто не видели. И понятно – это пиар: вы туда не ходите, сюда ходите. Те, кто меня ругают, выступают просто за судьбы русского театра: как можно, чтобы певец выходил, да еще и играл главные роли! Но простите, а как же Высоцкий? А как же Миронов? Говорю о них сейчас не потому, что сравниваю себя с ними, просто они тоже пытались разговаривать с публикой по-разному. Обидно, что когда меня начинают задевать, задевают и партнеров, и репутацию театра. Надеюсь, что у нас хватит душевной мудрости не реагировать на это. Но наличие таких людей меня все равно радует – значит, я произвожу эффект!

www.teatron-journal.ru/index.php/item/1776-inte...